рисунок petersilie

Сайт
               Ларисы Миллер



Стихи 2000 года

Содержание

Ну и так далее, далее, далее,
В тех юных строках её, первых, начальных,
Поверь, возможны варианты,
Серое небо над чёрной дырой...
Темна вода, темна вода
Манна с неба, манна, манна...
А и Б, что на трубе,
Мир мал и тесен – просто жуть.
Откуда всхлип и слабый вздох?
«Ну вырвись, попытайся, воспари» –
Поиграй с нами, Господи,
Переживая бренность бытия,
В ночь из ночи прямиком...
Нынче шлют небеса столь рассеянный свет,
Каков текучести итог?
Интересно, что случится,
Тебя опекает и этот листок,
Куда ни глянь – сплошные нети.
День потух, почти потух,
Всё рифмуется со всем –
Час от часу не легче,
Вокруг да около – чего?
Ну чем не муза, чем не муза
Средневековые картинки –
Досадно, Господи, и больно,
– Поговорим о пустяках,
А птички всё летают,
Ах жизнь, опять твои проделки,
– Что делать? – Ждать.
Для печали есть резон –
Мир становится всё суше
Спите с горем пополам...
Коль за душой осталось что-то,
Но выход рядом. Выход есть.
Проживая в хате с краю,
О себе, о себе, о себе...
Я живу в нигдее,



* * *

Ну и так далее, далее, далее,
Далее лишь остановка «Рыдалия».
Если и далее так,
То за «Рыдалией» будет «Усталия»
А за «Усталией» мрак.
Выход один – избежать неизбежное
И, заглядевшись на небо безбрежное,
В коем плывут облака,
Вдруг ухватиться за облако нежное,
Крикнув землянам: «Пока!»


* * *

В тех юных строках её, первых, начальных,
По-детски смешных и по-детски печальных,
В тех первых давно позабытых строках,
Где пышное «О!» наезжало на «Ах!»,
Где были обильны души излиянья,
Где Пушкин боролся с Барто за влиянье,
Где глупая девочка шла напрямик,
Предчувствуя тот ослепительный миг,
Который... которого нету в природе,
(Но это поймёт она лишь на исходе
Годов), – там таился мерцающий свет,
Рождённый мгновеньем, которого нет.


* * *

Поверь, возможны варианты,
Изменчивые дни – гаранты,
Того,что варианты есть,
Снежинки – крылышки, пуанты –
Парят и тают, их не счесть.
И мы из тающих, парящих,
Летящих, заживо горящих
В небесном и земном огне, –
Царящих и совсем пропащих
Невесть когда и где, зане
Мы не повязаны сюжетом,
Вольны мы и зимой и летом
Менять событий быстрый ход
И что-то добавлять при этом
И делать всё наоборот,
Менять ремарку «обречённо»
На «весело» и, облегчённо
Вздохнув, играть свой вариант,
Чтоб сам Всевышний увлечённо
Следил, шепча: «Какой талант!»


* * *

Серое небо над чёрной дырой...
День нынче первый, а месяц второй.
Века начало и года, и дня.
Их осветить не осталось огня,
Сил не осталось огонь раздобыть,
А без огня непонятно как быть.
Где его взять в эти тёмные дни,
Коль из горючего – слёзы одни?


* * *

Темна вода, темна вода
В облацех...
Жизнь уместилась в четырёх
Абзацах,
Вся жизнь, которая текла
И длилась,
Сгустилась разом и в абзац
Вместилась.
А это значит – коль отжать
Всю воду,
Оставив твёрдую одну
Породу,
Получим драму, что весьма
Компактна,
И выразительна
И одноактна,
И динамична, коль всерьёз
Отжата.
Мильон подробностей – пустая
Трата
И сил и времени, и слёзной
Влаги...
Не растекайся мыслью
По бумаге.
Пускай мгновенья, что текут
И длятся
И завораживают, –
Испарятся,
И станет счастье пополам
С бедою
В облацех дальних дождевой
Водою.


* * *

Манна с неба, манна, манна...
До чего же не гуманно
Так обманывать людей,
Обещая им туманно
Манну с неба: «На, владей!»
То не манна – просто манка,
Просто жалкая приманка,
На которую клюём,
Чуда бледная изнанка...
Но взгляни на окоём:
Облака на небосклоне,
Стая птиц на дивном фоне,
Ослепительных небес,
К коим тянутся ладони
В ожидании чудес.


* * *

А и Б, что на трубе,
Числясь первыми по списку,
Подвергались злому риску,
Всё проверив на себе.
И в конце концов, увы,
И упали, и пропали...
Неясны судьбы детали,
А итоги не новы.
Что ж осталось? Только И.
И надежды не теряет,
Всех и вся объединяет...
Так храни же нас, храни.
Единение любя,
Совершай свой труд полезный,
Висни мостиком над бездной,
Вся надежда на тебя.


* * *

Мир мал и тесен – просто жуть.
И мнившийся столь долгим путь
Ничтожно мал. Не путь – огрызок,
И узок он и финиш близок,
Он меньше строчки в букваре.
Сменилась дата в январе,
И вроде даже век сменился,
Но путь, увы, не удлинился,
Он так же узок, так же мал,
Как тот диванчик, где дремал
Лизочек, нацепив штанишки
Из тонких крыльев комаришки.
Сквозит старинный этот мир,
Протёртый, как штаны, до дыр,
Он на свету сквозит, как ветошь,
И не поможет даже ретушь.
Мир мал, а ямы велики,
Многообразны тупики,
Кругом царят большие числа,
А жизнь на ниточке повисла,
На тонкой ниточке одной,
Покуда кто-то за стеной
Поёт про малого Лизочка...
Какая дивная отсрочка!


* * *

Откуда всхлип и слабый вздох?
Из жизни, пойманной врасплох,
И смех оттуда,
И вешних птиц переполох,
И звон посуды,
И чей-то окрик: «Эй, Колян!»,
И сам Колян, который пьян
Зимой и летом,
И море тьмы и океан
Дневного света.


* * *

«Ну вырвись, попытайся, воспари» –
Себе твержу, пуская пузыри,
И погружаясь медленно на дно,
Где скорбное бесчувствие одно.
И сбросить этот морок нету сил.
О Господи, хоть Ты бы попросил,
Сказал бы: «Постарайся для меня».
Но Ты живёшь, молчание храня.


* * *

Поиграй с нами, Господи,
поиграй,
Он такой невесёлый –
родимый край,
Что осталось нам только
играть и петь,
Чтоб с отчаяния вовсе
не умереть.
Поиграй с нами в ладушки
и в лапту,
Дай поймать что-то светлое
на лету,
И, покинув заоблачный
небосвод,
Поводи с нами, грешными,
хоровод,
Сделай столь увлекательной
всю игру,
Чтобы я не заметила,
как умру.


* * *

Переживая бренность бытия,
Предпочитаю в рифму убиваться,
Слова, слова – куда от них деваться? –
Заклятия, заплачки, лития?

Зачем переживаю – не пойму, –
Что есть предел и пенью и терпенью,
Везенью, невезенью и мгновенью,
Которое ни сердцу, ни уму.

Бегут года, и сколько ни продлись
Морока эта, всё пишу о бренной,
О бренной жизни и душе нетленной...
Занудство, да? Занудство. Согласись.


* * *

В ночь из ночи прямиком...
Точно рыба плавником
День щеки коснулся...
Неизвестно чем влеком
Ты зачем проснулся
Здесь под небом на земле?
Чтоб найти огонь в золе,
В невесомом пепле
И глядеть как в феврале
Ветер пламя треплет?


* * *

Нынче шлют небеса столь рассеянный свет,
Будто вещи, достойной внимания, нет...
Но достаточно бросить рассеянный взгляд
На весеннего леса неброский наряд,
На мелькнувшую бабочку или жука,
На плывущие в талой воде облака,
Чтоб в рассеянных этих весенних лучах
Загрустить о посеянных где-то ключах,
От заветных дверей, от такого ларца,
Где хранится последняя тайна Творца.


* * *

Каков текучести итог?
Куда впадает дней поток?
Томясь по взлёту и броску,
Куда впадает жизнь? – В тоску,
В тоску, где края не видать...
Куда ещё должно впадать
Текучее житьё-бытьё?
Коль не в тоску, то в забытьё.


* * *

Интересно, что случится,
Коль на время отлучиться,
Ненадолго выйти вон
Из потока дней, что мчится,
Всё живое взяв в полон.
Убежать, как дух от тлена,
От наследственного гена,
Прочных связей, кровных уз,
От судьбы, где даже смена
Дня и ночи – тяжкий груз,
Убежать от оста, веста,
Зюйда, норда, из контекста,
Что написан на роду...
Только ты держи мне место,
В этом веке и году.


* * *

Тебя опекает и этот листок,
И окна, что утром глядят на восток,
И птичье крыло, и цветущая ветка –
Ты в этом пространстве любимая детка.
И день вроде жаркий, но нет духоты,
У Господа Бога за пазухой ты,
Под небом высоким, под веточкой низкой.
Одно только плохо – проблемы с пропиской.
Царящий закон неизменен и строг –
Тебя здесь пропишут, но только на срок.


* * *

Куда ни глянь – сплошные нети.
Вот объявление в газете:
«Ищу, ищу, ищу, ищу» –
Читаю это и грущу.
Кого-то кто-то ищет срочно,
Указаны приметы точно,
И дан контактный телефон,
И в самом деле, где же ОН?
Где он, единственный из тыщи,
Которого так срочно ищут,
Который нужен позарез,
Тогда как времени – в обрез,
В обрез, на донце, на пределе?
Ну отзовись же в самом деле,
«Я тут,- скажи, – я тут, я тут»,
Откликнись, и тебя найдут.


* * *

День потух, почти потух,
Спит на яблоне петух,
Он вчера сбежал из клетки
И сегодня спит на ветке.
Утром он попьёт росу,
А хозяин, взяв косу,
На участке скосит траву
И устроит там облаву
На шального петуха...
Спи же, петя, ночь тиха,
Спи и пусть тебе приснится
Будто ты и правда птица –
Вот подремлешь полчаса
И взлетишь на небеса.


* * *

Всё рифмуется со всем –
С ночью день, с водою суша,
То звончей они, то глуше
Эти рифмы кровных тем.
Вечно к суше льнёт вода,
Тьму пронзает стук колёсный –
Рифмой парной, перекрёстной
Окольцованы года.
И мелькают тьма и свет,
Как рифмованные строки,
И безумец одинокий
Всё рифмует «да» и «нет».


* * *

Час от часу не легче,
А только тяжелей...
Так много птичек певчих
Средь солнечных аллей.
Их песням нет предела,
И всё ж – увы и ах –
Не птичка пролетела,
А жизнь на всех парах.
Ей не впервой, конечно,
Летучей, не впервой...
На блюдечке – черешня,
Поешь пока живой,
Пока тебе жуётся,
И ягодка мягка,
Пока ещё живётся
Хоть как-то, хоть слегка.


* * *

      To beat about the bush
      (ходить вокруг да около –
      англ. идиома, букв. «вокруг куста»)

Вокруг да около – чего?
Горящего куста, наверно,
То солона, то эфемерна
Роится жизнь вокруг него.

Вокруг да около куста
Неопалимого хожденье,
Рожденье, смерть, опять рожденье
Под синевою, что густа.

Вон те сгорели, плач по ним,
И мы сгорим – бушует пламя,
Бог с нами, грешными, Бог с нами,
Лишь был бы куст неопалим.


* * *

Ну чем не муза, чем не муза
Щенячье розовое пузо?
А нос, щенячий чуткий нос –
Он влажен, как охапка роз,
Покрытая росой, а ухо
Сигналит нам: «Полундра, муха!»
А хвост... О эта речь хвоста!
Кто скажет, что она проста?
В ней и поэзия и проза,
И грусть, и нежность, и угроза.


* * *

Средневековые картинки –
Герои гибнут в поединке,
На сцене мёртвые тела...
А я пока ещё цела,
Судьбой-злодейкой не убита,
Моё окно плющом увито,
И я пока ещё могу
Кивнуть кому-то на бегу,
Прочесть по-аглицки Шекспира
И посмотреть кино с Де Ниро
Иль просто выйти во садок,
Но мне мешает холодок,
Которым – сладко мне иль худо –
Всё тянет не поймёшь откуда.


* * *

Досадно, Господи, и больно,
Что жизнь Тебе не подконтрольна.
Она течёт невесть куда
И утекает, как вода,
И тает, как весной сосулька...
Осталось с гулькин нос, а гулька –
Из не особо крупных птах,
И кроме бедной рифмы «прах»
Не нахожу другой удачной,
Чтоб поделиться думой мрачной
О жизни суетной, дурной,
Надсадной, как звонок дверной,
Как в кухне сорванные краны,
О жизни, ноющей, как раны,
Немыслимой, такой-сякой,
Где счастья нет, но есть покой,
Да и покой нам только снится...
А впрочем, если уж делиться,
То не предчувствием дурным,
А мёдом, молоком парным.


* * *

– Поговорим о пустяках,
О том, что не живёт в веках,
О том, чего – подуй – и нету,
О том, что испарится к лету,
К рассвету, к осени, к весне...
– О чём ты? Говори ясней.
– Я о пустячном, мимолётном,
О состоянии дремотном,
О том, как просыпаться лень,
Как тянет в беспросветный день
Забыв себя, стать первым встречным...
Постой, но это же о вечном.


* * *

А птички всё летают,
Чирикают, поют,
А люди всё питают
Надежду на уют,
Хмельную свадьбу правят,
Поделки мастерят...
Как жаль, что всех отправят,
Куда Макар телят...
Да ладно уж, не каркай,
Отправят не сейчас,
Под этой кровлей яркой
Ещё подержат нас,
Дадут дослушать пташку,
Досочинить стишок,
И поднесут рюмашку
Винца на посошок.


* * *

Ах жизнь, опять твои проделки,
Опять я не в своей тарелке,
У этой тоже есть края
С каёмочкой, но где моя?
В каком ведре? В каком утиле?
А, может быть, её разбили?
А, может, отдали бомжу?
В чужую с ужасом гляжу.
Моя была плохого сорта,
Была каёмка полустёрта,
Большая трещина на дне –
Короче, всё, что нужно мне.


* * *

– Что делать?
                        – Ждать.
– Что делать?
                        – Ждать и ждать
Под небесами, точно под часами.
– Чего же ждать?
                              – Чего? Решайте сами...
– Всё нет его?
                        – Покуда не видать.
– Что делать?
                        – Ждать.
– Как долго?
                        – Вечно жди.
– А толку что, коль даже не маячит?
– И хорошо. И ладно. Это значит
Всё впереди, всё только впереди.


* * *

Для печали есть резон –
На глазах увял газон
Ослепительный.
Начинается сезон
Отопительный.
Это значит – близок мрак,
И во мраке бедный зрак
Будет мучиться,
Избежать тоски никак
Не получится.
И нужна совсем не цель,
А какая-нибудь щель
В долгой темени,
В беспросветности недель,
В толще времени.


* * *

Мир становится всё суше
И шуршит сухим листом,
Тем, который, муча душу,
На земле лежит пластом,
Или тем, что вьётся, вьётся
И не падает никак,
Или тем, что бьётся, бьётся
На ветру, как рыжий стяг...
До земли полёт недальний –
Миг один – не день, не год.
Лишь мгновение летальный
Совершается исход.


* * *

Спите с горем пополам...
За окном орёт alarm,
Это ложная тревога,
Так что спите, ради Бога.

Это в чей-то мерседес
Средь ночи вселился бес
В виде адского сигнала,
И машина заорала,

И орёт на все лады
В ожидании беды.
Битый час, надсадно воя,
Уверяет – нет покоя.

Есть пустой ночной квартал,
Где заблудший лист витал,
Есть осеннее ненастье
И предчувствие несчастья.


* * *

Коль за душой осталось что-то,
То разве что такая нота
Осталась там, такой звучок,
Который больше на молчок,
Похож, из коего, хоть тресни,
Не выжмешь ни строки, ни песни...
Увы, исчерпан креатив.
Сойду на нет, не воплотив,
Всего, что воплотить хотелось.
А пелось как, какой был мелос,
Как много было верхних нот!
А нынче разеваю рот...
Ну и так далее.... Не станем
Тянуть резину. Просто канем
В ту тишину, которой нет
Прекрасней, как сказал поэт.


* * *

Но выход рядом. Выход есть.
Коль от тоски на стенку лезть,
То в ней зимой или весной
Нашаришь выход запасной.
Нашаришь выход, дверцу, лаз
В ту жизнь, что горше во сто раз
Твоей, в которой, сжав виски,
На стенку лезла от тоски.


* * *

Проживая в хате с краю,
А, вернее, на краю
Чёрной бездны, напеваю:
Баю-баюшки-баю.
Дни под горку, как салазки,
Скачут быстро и легко.
Баю-бай, зажмурим глазки,
До конца недалеко.
Повороты, буераки,
Кочка, холмик, бугорок,
И стремительный во мраке
Прямо в бездну кувырок.
Впрочем, я ведь не об этом:
Я про быструю езду
Про мерцающую светом
Неразгаданным звезду.


* * *

О себе, о себе, о себе...
Как не вскочит волдырь на губе?
О себе – без конца и без края,
То любя себя, то проклиная,
Проклиная, жалея, любя,
Своё бедное «я» теребя...
Боже, как мне с собою расстаться
И при этом на свете остаться?
Хоть на время расстаться с собой,
Став предметом иль тварью любой,
Хоть стеной, хоть часами с кукушкой...
Дело, кажется, пахнет психушкой.


* * *

Я живу в нигдее,
Пустотой владея
И слегка балдея
От таких щедрот.
Просыпаюсь – где я? –
Господи, в нигдее
Места нет пустее
И свободней от
Суеты и пыла...
Всё, что прежде было
Утекло, уплыло,
Унесли ручьи.
Чем жила, забыла.
Помню, сердце ныло,
И собака выла
За окном в ночи.