ПАМЯТИ
БОРИСА ЧИЧИБАБИНА

          Трудно говорить о том, кто все сказал о себе сам. И даже угадал время года, которое станет последним:

Уходим о зимней поре,
не кончив похода...
Какая пора на дворе,
какая погода!..

          Этой снежной зимой (не знаю, снежная ли она была в Харькове – родном городе поэта) умер Борис Чичибабин. 15 января – сорок дней, как его нет с нами.
          Так не хочется впускать злобу дня в разговор о нем, но как без нее обойтись? Ведь злоба дня, я уверена, приблизила конец. Жить вообще смертельно опасно, а в границах бывшего СССР особенно. «Доколе длится время злое, да буду хвор и неимущ.» Время злое длится. Страна раскололась, и трещина, по выражению Гейне, прошла через сердце поэта.
          Первые чичибабинские стихи, которые я узнала в середине 70-х, посвящались друзьям-эмигрантам:

Край души, больная Русь,
перезвонность, первозданность
с уходящим – помирюсь, с
остающимся – останусь...

          Последнее, что я слышала из уст самого поэта, это стихи о Родине, которую он потерял:

С мороза душу в адский жар
             впихнули голышом.
Я с родины не уезжал
             за что ж ее лишен?

          Наверное, надо, как водится, вспомнить биографию поэта, рассказать, что он провел пять лет в сталинских лагерях,

в моей дневной одышке
в моей ночи бессонной
мне вечно снятся вышки
над лагерною зоной;

что был исключен из Союза писателей за выступление а защиту Твардовского; что долгие годы не печатался.
          Но в короткой заметке всего не напишешь. Об одном хочу сказать непременно. О таланте любить. Борис Чичибабин обладал этим талантом сполна. Он любил природу, поэзию, друзей, и страстно, нежно, преданно любил свою жену Лилю. Его недавняя книга стихов и сонетов почти вся о любви.

Для счастья есть стихи, лесов
             сырые чащи
и синяя вода под сенью
             черных скал,
Но ты в сто тысяч раз
             таинственней и слаще
всего, что видел взор и что
             рассудок знал.

          С трудом заставляю себя прервать цитату. Поэт действительно сказал о себе все. «Он – чистое дитя, и вы его не троньте», – пишет Чичибабин о своем друге Миколе Руденко. Но и сам Борис Чичибабин – чистое дитя. И глаза его были детскими, и почерк. А когда Лиля подсказывала ему на вечерах строку или слово, он выглядел, как школьник, забывший урок. Вспоминаю его последнее выступление на поэтическом вечере, организованном Литгазетой. Вспоминаю его растерянность и досаду, когда он не мог вспомнить начало стихотворения, которое собирался прочесть. Лили поблизости не оказалось, и некому было подсказать. Что он хотел тогда прочитать, не знаю. Не успела спросить.

Помереть ему? Да ну!
Померещилось – и врете.
В волю, в вечность, в вышину
он уплыл из плена плоти.

Не мудрец он, а юнец
и не разу не был взрослым,
над лицом его венец
выткан гномом папиросным.

                Борис Чичибабин
                «На вечную жизнь Л. Е. Пинского»

1995